«Все материальные блага, которые нас окружают, были созданы руками рабочих и крестьян», — пожалуй, самое ценное, что может вынести любой человек, изучающий труд как явление. Но меня попросили всё же рассказать непосредственно о моей работе. Будем знакомы! Виктор, горный инженер.

Проблема любого повествования про профессию — незнание автором конечной аудитории. Буду по возможности писать обще и популярно, да простят меня спецы, если я где-нибудь срежу угол.

Любая профессия начинается с выбора, осознанным бы он был или нет. Как он может быть осознанным у школьника? Наверное, если он «горел» специальностью или если в его семье есть её представители. Мой выбор всё же был по большей части осознанным, хотя в моей семье горняков не было (были шахтёры, но это не одно и то же, а разницу я поясню ниже), и я не то чтобы всегда мечтал связать свою жизнь с горами. Мне, можно сказать, повезло: я встретил по-настоящему интересного человека и удивительного специалиста, который на тот момент работал на горный проектный институт далеко за рубежом. Так я и попал в очень узкий сектор горной индустрии, где большая часть специалистов если не знает друг друга, то слышала о своих коллегах от кого-то.

Если обобщить, то вся дОбыча (по этому ударению, кстати, всегда узнаёшь товарищей по профессии), не связанная с нефтянкой/газом, условно делится на два направления: открытые горные работы («открытчики»), т. е. карьеры, и подземные горные работы («подземка»). Немного в стороне чисто исторически находится уголь — там особые условия (особенно под землёй), и специалисты данного профиля обычно связывают свою жизнь непосредственно с «чёрным золотом», работая со специализированной техникой и угольными стандартами. Отсюда и разница в названиях: шахта и шахтёры — термины, связанные с угольщиками. В то время как «горняк» и «рудник» относятся к рудным месторождениям (не важно, открытый или закрытый способ отработки). Многие люди, далёкие от этой области, часто неправильно используют эти термины, но вы-то теперь знаете. :) Без лишней скромности скажу, что подземная часть по праву является наиболее трудной в плане проектной проработки, ввода в эксплуатацию и непосредственно дОбычи. Она сложна, более опасна и в ней присутствует гораздо больше факторов и риска. Поэтому иногда подземщики смотрят на открытчиков несколько свысока, но я не делаю этого. Не потому, что я такой доброхот, просто надо же дать открытчикам шанс сохранить лицо. Как вы уже догадались, я работаю в подземке. :)

У выпускника ВУЗа чаще всего есть два принципиальных соратника — молодость и подвижность. Именно поэтому советская система образования отправляла молодёжь работать по распределению. Это была гарантия. Путёвка в жизнь. Нам этого очень не хватало. Когда мы выпустились, нам приходилось биться за работу, а тем, у кого не было связей, — довольствоваться тем, что есть. Я был в Питере, у меня не было связей, а работать не по специальности мне очень не хотелось, но пришлось. Кроме двух соратников молодого специалиста у меня ещё был один козырь — весьма неплохой английский язык. Перебивался частными уроками английского на липовые конторы. Бывало, выплачивали аванс, а з/п задерживали (пару месяцев), а потом контора обанкротилась. Помню, в одной такой фирме я играл роль иностранца-переводчика для новичков, т. к. контора презентовала себя как «native speakers only» [только носители языка]. Потом пару месяцев работал на заводе «менеджером по оптимизации» — и это, наверное, была самая унизительная работа. Как люди её выносят? Твоя работа заключается в том, чтобы «закрутить гайки», выжать из рабочих соки. Потому как реальная оптимизация требует вложений в капитальную инфраструктуру, а найти способ заставить их работать тяжелее и больше — экономически прибыльно. Призрак коммунизма, безусловно, бродит по заводам и поныне. Завод производил бритвенные станки, и большая часть работниц были женщины — это замечательные простые русские девушки и женщины, прекрасные и стойкие. Работа менеджеров всегда ведётся на конкурсной основе, и ты каждую минуту чувствуешь, что homo homini lupus est [человек человеку волк]. Больше всего меня пугало, с каким рвением и энтузиазмом некоторые типажи берутся за подобное (прекрасно понимая, к чему это ведёт). Вот уж воистину капитализм уродует людскую сущность и рождает настоящих чудовищ.

Мои поиски работы по специальности увенчались успехом, и вскоре я нашёл работу на гранитном карьере — здесь я наконец-то столкнулся со своей родной индустрией лицом к лицу. И хотя условия были адские и платили половину от зарплаты менеджера оптимизации, я был счастлив приобщиться к делу, к которому меня готовили.

Мастер смены под Выборгом командовал бригадой рабочих из 20–30 человек, если это день, и 15–25, если это ночь. Работал неделя через неделю. Платили в районе 25 т. р. + премия за выполнение плана около 10 т. р [начало 2010-х годов]. Забегая вперёд, скажу, что премию я получил один раз и почувствовал себя персонажем рекламы казино 777: ни в чём себе не отказывал. Проезд Спб-Выборг — за свой счёт. Еда — за свой счёт. Приезжал я с двумя полными ашановскими сумками провизии. Вкусная тушёнка с рисом, 12-часовые смены на свежем выборгском воздухе — это прекрасный лайфстайл. Если бы не запары — тоже за свой счёт.

Рабочие получали копьё, в основном были рекрутированы из мужского населения ближайшей деревни. Систематические прогулы, пьянство, помноженные на устаревшую технику и непомерные аппетиты начальства — и ты зажат между коллективом рабочих и непосредственным руководством, как между молотом и наковальней.

Работа мастера — это работа по принятию порой нестандартных решений, но это ещё и очень тонкая психологическая работа. Если идти на поводу у рабочих, они быстро садятся тебе на шею и не воспринимают тебя как начальство. Если же непомерно давить — рабочие озлобляются и забивают на план и ты опять же получаешь от руководства. Самый ценный совет от старого мастера: «Не переживай ты так за всё это — сердца не хватит». Он гораздо глубже, чем кажется.

Удивительное открытие я сделал для себя на производстве: рабочие гораздо более самоорганизованная масса, чем принято понимать у интеллигентов. Многие из них в значительной мере ознакомлены, например, с геологией, маркшейдерским делом. Опытные рабочие вполне могли бы возглавить производство в той мере, чтобы оно удержалось на плаву, пока вырастут новые командные кадры. Это я к тому, что те, кто говорят, что без мудрого чуткого руководства собственников и их спецов якобы никакого бы производства наладить не получилось. Это полная чушь! Этот миф разрушила советская индустриализация. Никогда не недооценивайте потенциала рабочего класса!

Через какое-то время меня заманили в проектный институт, где готовился интересный проект, в котором могли пригодиться знания английского и горной промышленности. Тут был контраст с предыдущим местом работы: работа в офисе, переговоры с иностранцами. Переработка была, но было безумно интересно. Да и ещё коллектив попался на редкость приятный.

Советские проектные институты — это, наверное, какая-то резервация правильных инженерно-технических работников. И хотя хозяева часто бывают «зубастые», после карьера работа казалась курортом. Отличная работа для тех, кто не гонится за супер-доходом, но кому своё дело небезразлично, кому интересно развиваться как спецу. В такой работе очень заметно, как меняются нормы труда в угоду прибыли. Как некогда гигантские советские месторождения скукоживаются в угоду экономической конъюнктуре. Как давят заказчики, чтобы вытянуть каждый грош из проекта, и хорошо бы если бы это было в плане реальной рационализации... всё, что не даёт деньги — урезать, удешевить. В этом плане парадоксальную роль сыграла российская бюрократия, которая все ещё не может до конца перемолоть советские нормы и привести их в «соответствие с передовыми западными практиками». Не было бы счастья, да несчастье помогло.

Работа в проектном институте была интересна в том числе в плане связей с «иностранными коллегами», и через какое-то время меня позвали на совместный проект в Казахстане, который в итоге не состоялся. Мне удалось подать документы на работу в компанию, участвовавшую в том проекте. На удивление, я был принят в качестве технического специалиста на австралийский рудник.

Про далёкие края можно рассказывать бесконечно, но всё же немного поговорим об особенностях трудовых условий. Наверное, я бы покривил душой, если бы сказал, что лик капитализма в Австралии и в России одинаков. Разница в обёртке, безусловно, присутствует, но в той мере, в коей страны-империалисты или участники империалистических блоков могут позволить себе улучшить жизнь своих рабочих за счёт эксплуатации других стран. Нужно сказать, что при мнимом благополучии и достаточно высоких окладах (по меркам России) у рабочих наблюдается очень высокая интенсивность труда: «прохоровские» 12-часовые смены под землей плюс график 7 ночей/пересменка/7 дней/6 дней отдыха. По причине неспешных кадровых перестановок и в ожидании вакансии я проработал рабочим на руднике более года и вполне осознал, насколько иллюзорна «американская мечта», за которой многие так гонятся. Вахтовиков завозят и вывозят самолётом, проживают они в вахтовом поселке, достаточно продвинутом по российским меркам. Слава советской власти, что никто (пока) в нашей стране не работает 12 часов под землёй две недели подряд.

Обычно после 14 смен человек два дня чисто отлёживается, два дня делает свои дела за прошлую вахту и два дня готовится к следующей. Как сказал мне один немолодой горняк: «15 лет я проработал на рудниках, из них дома я был 5, а на руднике — 10».

После 12-часовой смены люди валятся в кровати и спят (некоторые маньяки умудряются при этом ещё успевать выпить). По возвращении с вахты хочется просто отлежаться, чуток побыть на солнце (зимой ты его не видишь, так как находишься под землёй от рассвета до заката), немного развлечься. Ни о каком саморазвитии или банальном интеллектуальном досуге и речи не идёт! Огромным стимулом к моральному разложению является тот факт, что во время работы ты почти не тратишь деньги и, когда вырываешься на отдых, тебе хочется гульнуть на все кровные. Многие уходят в пьянство, наркотики (да, всё те же основные проблемы). На подобных предприятиях прекрасно прослеживаются основные экономические законы, открытые дедушкой Марксом. Тенденция к увеличению рабочего дня для извлечения дополнительной прибавочной стоимости и скорости окупаемости дорогостоящего горнодобывающего оборудования.

Со слов старшего поколения рабочих, заставшего производство ещё в 80-х, огромные изменения, связанные с почти полным уничтожением профсоюзов в горном секторе, наступили в производстве в 90-е. Невозможно не провести политические параллели с крушением соцблока и наступлением мощной реакции не только в странах, «освободившихся» от социализма, но и в странах «победившего капитализма». Красная угроза держала капитал в тонусе, не позволяя чрезмерно эксплуатировать рабочих своих стран. Это, например, выражалось в трёх 8-часовых сменах в сутки вместо двух 12-часовых.

Что касается основных отличий в западном подходе к производству, — это хороший housekeeping [уборка и поддержание в надлежащем состоянии] и показная демократичность руководства. Начальник вполне может сесть с рабочим, выпить и поговорить о футболе. Однако, как нетрудно догадаться, это маска, за которой скрывается всё та же волчья рожа. Показная, ритуальная вежливость не меняет ни подлинного характера отношений, ни экономических законов, стоящих за ними. Однако, это, конечно, не отрицает тех технических новшеств, что вполне могут быть использованы и в наших российских условиях. Есть чему поучиться, пока ещё идет контракт.

Первое, что замечаешь, вернувшись к технической работе спустя год физического труда в подобном ритме, — насколько быстро отупляет подобный график и работа. Теряется гибкость ума, ухудшается числовая память, в целом чувствуешь, как быстро закипает мозг от достаточно несложных, казалось бы, задач. Только спустя месяц по возвращении в инженерную должность мозг вернулся в нормальное состояние. Впрочем, и переход на график 7 дней работы/7 дней отдыха значит очень немало. Труд рабочего в жёстком графике не просто высасывает из людей силу, но и отупляет их. Монотонная, физическая, повторяющаяся работа на протяжении долгих часов, дней, лет калечит людей физически и морально, тянет из них соки, словно вампир. Тот груз, который несут на себе люди труда, несопоставим с теми грошами, что кидают им, лишая времени жить, учиться и подлинно всесторонне развиваться как личность.

Что остаётся в сухом остатке? Наверное, лучше всего вернуться к началу и поставить вопрос так:

Стал бы я рекомендовать учиться на горного инженера завтрашнему выпускнику школы?

Это не для всех.

Романтика далёких мест, переезды, особые условия труда, грубые, но крепкие, как скальная порода, люди, хорошие деньги, длинные месяцы расставания с близкими и папиросы «Беломор» (последнее неточно).